Воспоминания о маме
Ты уюта захотела,
Знаешь, где он - твой уют?
А.Ахматова
Жозефина Ильинична Шиф родилась 8 января 1904 в Варшаве. Отец Илья Шиф был связан с торговыми делами. Дочка его не помнила, так как он умер молодым, когда Юзя была ещё младенцем. Мать – Фелиция Осиповна в 1900 г. окончила Императорский Варшавский университет и всю жизнь работала стоматологом.
В 1909 г. семья переезжает в г. Одессу. От Варшавы навсегда останутся в памяти прогулки по красивому городу (Маршалковская улица, парки), понимание польского языка, тяга к прохладному климату. Вскоре Фелиция Осиповна вновь выходит замуж за прекрасного человека Самуила Штейнберга – известного в городе педагога, руководителя училища "Труд", связанного с профессиональным обучением подростков техническим специальностям.
В семье говорили на русском языке, знали польский и немецкий. Раннее чтение книг вызвало интерес к художественной литературе, всемирной истории, искусству. Юзя училась играть на фортепиано, замечательно вышивала (скатерти, шторы и платья). Позднее у мамы проявился талант реставратора. Починенные ею вещи становились как новые.
Мама с детства боялась собак. Когда-то она гуляла с маленьким братом в парке жаркой Одессы. Вдруг откуда-то выскочила громадная овчарка и бросилась к детям. Юзя легла на землю и закрыла собой малыша. Овчарка глубоко прокусила спину защитницы, остался шрам и страх на всю жизнь. Боялась гроз и молний.
Пришла школьная пора. Юзя отлично училась в одной из лучших гимназий Одессы, где преподавание велось на немецком языке. Отсюда прекрасное знание немецкого языка (чтение в оригинале и знание наизусть многих творений Гете, Шиллера, Гейне) и его диалектов (берлинского, саксонского и баварского). Помню лето 1957 года, радостное время Всемирного фестиваля молодежи в Москве. Мы с мамой, проходя мимо Киевского вокзала, видим группу москвичей, не понимающих обратившегося к ним гостя из Германии. Мама сразу заговорила с юношей на берлинском наречии (он был в восторге) и помогла уточнить маршрут деловой встречи.
Учеба давалась Жозефине легко благодаря удивительной усидчивости, серьезности и прекрасной памяти. Девочка лишь однажды пропустила занятия в гимназии, так как не могла оторваться от "Графа Монте Кристо" Дюма. Любимыми были гуманитарные дисциплины: литература, языки (русский, немецкий и французский) и история. В русском языке не делала ошибок, обладая врожденной грамотностью. Имела каллиграфический почерк. Из знаков препинания очень любила тире. С математикой и физикой было труднее. Мама признавалась, что выучивала учебник и добросовестно выполняла все задания.
О ранней юности остался в памяти замечательный клуб любителей литературы, искусства и всемирной истории. Делались доклады, организовывались экскурсии по городу и в театры. С этого времени и появились у мамы самые близкие друзья, с которыми она не расставалась до самой смерти. Большинство из них позднее учились в институтах Москвы и Ленинграда и остались там жить и работать.
Из поэтов Юзя очень любила Пушкина, Баратынского и Тютчева, позднее – Ахматову и Пастернака. Из писателей: Гоголя и Льва Толстого, Мериме, Стендаля, Хемингуэя, Фейхтвангера, Пруста, Голсуорси и всю классическую немецкую литературу. На стене нашей комнаты всегда висел в рамке силуэт юного Гете. "Войну и мир" перечитала за жизнь семь раз и знала роман в подробностях. С детства вижу на стене у нас автолитографию Леонида Пастернака "Лев Толстой за письменным столом", подаренную самим художником в Одессе Самуилу Штейнбергу в 1912 г.
Маму всегда волновала живопись, цветовая палитра вызывала радостное физическое ощущение. Дома многие годы собирались альбомы живописи, не пропускалась ни одна сколько-нибудь интересная выставка.
Началась гражданская война. Мама с ужасом вспоминала об этом времени. Страшны были еврейские погромы. Одессу обстреливали. Мама сидела и добросовестно готовила уроки. Часто менялась власть. На глазах погибали молодые люди. Усилилась трагическая эмиграция. Было голодно. Потом с НЭПом жизнь постепенно стала налаживаться.
Советская власть призвала к борьбе с беспризорностью. Однажды Юзя с подругой Зиной, две аккуратные и нарядные гимназистки старших классов, увидели грязного беспризорника, дремавшего на улице. Достали где-то тачку, осторожно положили его и бережно повезли в пункт, где помогали беспризорным. Мальчик проснулся и был очень доволен, что с ним возятся. Когда его привезли к начальству, оказалось, что его знают, он просто в очередной раз сбежал из детского дома. "Как тебе не стыдно, Сема, утруждать девочек", – сказали ему. "Они так меня просили поехать с ними, что я не мог отказать", – последовал ответ.
По требованию деспотичной Фелиции Осиповны Жозефина поступила в Медицинский институт, где успешно проучилась два года. Скоро поняла, что медицина не ее призвание. "Я умирала бы с каждым больным", – признавалась впоследствии мама. Её влекла к себе педагогика.
В 1923 г. Жозефина Шиф навсегда покидает жаркую и нелюбимую Одессу. "Да, Черное море чудесное, – вспоминала мама, – но сильная жара утомительна". Она уезжает в Ленинград и поступает на школьно-инструкторское отделение Ленинградского педагогического института им. А.И. Герцена. Учеба принесла профессиональный интерес к изучаемому предмету, радость общения с коллегами и новыми друзьями, встречу с великим городом искусства, науки и производства. Во время знаменитого наводнения в 1924 г. студенты (мама в том числе) и жители Ленинграда чинили разрушенные мостовые города (был снят документальный фильм об этом).
В 1923 г. в Ленинграде мама познакомилась со своим будущим мужем Федором Гавриловичем Костиным (1899 - 1981). Голубоглазый, белокурый, спортивно-подтянутый военный, учившийся в трудном техническом ВУЗе, с красивым музыкальным голосом, самостоятельный и серьезный Федор покорил сердце образованной, интеллигентной и талантливой кареглазой с прекрасными косами шатенки – студентки педвуза. Их объединила молодость, страстное желание стать полезными для своей страны специалистами. Они полюбили друг друга и прожили вместе более пятидесяти лет.
Федор Костин родился в многодетной крестьянской семье (село Беликово, в 100 верстах от Пензы). В 16 лет ушел работать на железную дорогу, а в 1919 г. оказался военнослужащим, так как всех железнодорожников приравняли к воинам Красной Армии. В боях на северном Кавказе Федор был тяжело ранен. В 1921 г. полк стоял в Харькове и красноармейцу, рвущемуся к учебе, разрешили посещать рабфак. Когда полк перевели в Ленинград, Федор Костин стал студентом Ленинградского политехнического института. Его отпускали на утренние занятия, а вечерами он работал в военной библиотеке. В 1926 г. Ф.Г. Костин демобилизовался, через год окончил ВУЗ и начал работать по специальности (инженер-электрик). Почти 40 лет был на главных стройках электростанций страны: от Волховстроя до Сталинградской ГЭС. Прошел трудовой путь от прораба до начальника Центрэлектросетьстроя г. Москвы. Член КПСС с 1924 г. (ленинский призыв).
Во время учебы в Ленинграде неизгладимое впечатление на маму произвели блистательные сеансы массового гипноза Владимира Бехтерева, когда забитая слушателями аудитория замирала и "спала", выполняя задания знаменитого психиатра. Мама гипнозу не поддавалась и могла с интересом наблюдать за действиями окружающих.
Подарком судьбы считала Ж.И. Шиф встречу, учебу, а затем и работу со Львом Семеновичем Выготским, который читал в педагогическом институте спецкурсы и вёл аспирантов. Его личность завораживала, он покорял образованностью, масштабностью психологических знаний, научным вдохновением, личным обаянием. После института мама заканчивает аспирантуру у Льва Семеновича, проводит научно-исследовательскую работу на базе школы, в которой к тому времени работала.
По окончании института (1926 г.) встала проблема трудоустройства, в стране была безработица. Ф. Костин пел юной жене: "В Красной Армии штыки, чай, найдутся, без тебя большевики обойдутся". Мама горько плакала. К счастью, вскоре освободилось место учителя в начальной школе на территории Александро-Невской Лавры, где Жозефина Ильинична успешно проработала (до переезда в Москву) семь лет. В классе было несколько цыганских детей, которые в конце марта уходили со своим табором кочевать, а осенью в октябре возвращались. Молодая учительница много занималась с ними дополнительно. Постоянно проводила различные психолого-педагогические исследования детей.
В 1933 г. Жозефина Ильинична с мужем и матерью переезжают в Москву. По прошествии года (1934 г.) Ж.И. Шиф защищает кандидатскую диссертацию на тему "Развитие научных понятий у школьников", начинается её работа в научно-практическом Институте спецшкол и детских домов Наркомпроса РСФСР (с 1944 г. - НИИ дефектологии АПН РСФСР) по проблемам обучения и психического развития аномальных детей (глухих и умственно отсталых). В 1934 году неожиданно умирает Лев Семенович Выготский. Это была огромная потеря для науки. Для мамы он навсегда остался ПУТЕВОДНОЙ ЗВЕЗДОЙ, А ДЕЛО, ЗАВЕЩЕННОЕ ИМ, СМЫСЛОМ ВСЕЙ ЖИЗНИ.
В 1935 г. по материалам диссертации Ж.И. Шиф публикует книгу "Развитие научных понятий у школьников", предисловие к которой было подготовлено Л.С. Выготским. В 1936 г. начинается "борьба с педологией" и маму на 10 лет лишают степени кандидата психологических наук. Восстановили звание лишь в 1946 г. (было доказано, что работа не "педологическая", а психолого-педагогическая). Мама получила в связи с этим деньги и купила пианино, отдав меня в музыкальную школу.
Ж.И. Шиф мечтала изучать одаренных детей разного возраста, но суровая жизнь заставила ее исследовать так называемых проблемных детей. "Это тоже очень важно и интересно", – не раз говорила мама.
Я не знаю, как мама и папа в страшные годы сталинщины смогли остаться оптимистами, находясь многие годы в смертельной опасности. В пединституте Юзя училась на одном курсе с Ниной Львовной Бронштейн – младшей дочерью Льва Троцкого от первого брака. Нина вскоре по окончании института умерла от туберкулеза. Тем не менее, десятки и сотни невинных людей, как-либо связанных с этой семьей, были арестованы, репрессированы или расстреляны. Ж.И. Шиф неоднократно вызывали на Лубянку, требовали от нее стать сексотом, орали, угрожали, но мама наотрез отказывалась. За это ей мстили всю жизнь. Будучи известным ученым, она ни разу не была выпущена из страны ни в одну научную поездку. "Спасибо за то, что осталась живой", – говорила с грустью мама.
С середины 30-х годов начали исчезать друзья и знакомые в Ленинграде, Москве и других городах. Многие годы мама из Подмосковья (в Москве не принимали) отправляла посылки друзьям, находящимся в лагерях и ссылках. Из-за маминых знакомых папу дважды исключали из партии. Вскоре восстанавливали, но он глубоко это переживал. Дома никогда ничего не обсуждали, в большой коммунальной квартире от соседей отделяли фанерные стены. Как-то в начальной школе я стала прилаживать небольшой портрет И.В. Сталина в своем уголке. Папа подошел, посмотрел и тихо, но твердо сказал: "Сними". Я без обсуждения выполнила просьбу горячо любимого отца. Только после объявления о смерти И.В. Сталина отец впервые громко сказал: "Наконец-то". Портрет читающего В.И. Ленина всегда был в доме на письменном столе. Его образ отец идеализировал.
Всю свою жизнь мама была бескорыстным помощником и защитником самых разных людей, которые встречались на ее жизненном пути. Из-за трудности в произношении замечательного имени Жозефина, окружающие часто звали маму "Ильинична" (такое обращение по отчеству раньше в России было и знаком уважения).
Вот слышится вопль молодой жены, которую бьет пьяный дворник (это еще в Ленинграде). Хрупкая Жозефина (рост 158 см, вес 47 кг) мгновенно вылетает во двор и прекращает безобразие. "При этом, – вспоминала мама, – рядом с моей головой пролетали чугунные сковороды, швыряемые разбушевавшимся мужчиной. Потом скандалист затихал и спрашивал: "Ильинична, теперь в Соловки сошлешь?" "Сошлю", – серьезно отвечала Юзя и на время уводила к себе пострадавшую женщину.
Помню, в послевоенной Москве мы куда-то шли и увидели жуткую драку. Мама врывается в толпу и кричит: "Не сметь!". И дерущиеся остановились. Была какая-то удивительная сила в ее голосе и чудных карих глазах. Ее слушались. После войны в подмосковной электричке мама в тамбуре тихо подошла к молодому "псевдоглухому", собиравшему подаяние, и пожурила его. Он удивился, что его разоблачили. Мама сказала, что работает в институте, где подробно изучают глухих разного возраста. Однажды у мамы в магазине вытащили кошелек с зарплатой, и она громко потребовала вернуть деньги, и вор, как загипнотизированный, отдал их.
Часто мама на улице останавливалась рядом с детьми, общалась с ними и советовала родителям проконсультировать ребенка в НИИ дефектологии. Люди прислушивались, понимая, что это важно, и потом сохраняли добрую память об институте. Много внимания и сил Жозефина Ильинична отдала многочисленным папиным родственникам, у которых были проблемы со здоровьем.
Война 1941 началась неожиданно. 22 июня мы выехали на дачу в Кунцево. Страшное известие облетело всю страну. Началось суровое время. Папа, работая в Министерстве электростанций, всю войну занимался восстановлением разрушенных электростанций. Мама, я и бабушка Фелиция больше года провели в эвакуации в г. Куйбышеве. Ж.И. Шиф заведовала Методическим кабинетом детских домов, эвакуированных из блокадного Ленинграда. Была страшно холодная зима 1941-1942 года. Ночью меня, трехлетнюю, согревала мама, а днем я спасалась от холода возле овчарки Рекса.
В город привозили эшелоны с полуживыми детьми. Люди на вокзале старались сразу накормить голодных, ускоряя гибель истощенных беженцев. Вскоре вагоны стали оцеплять войсками, еду для детей от населения принимали, а кормить изголодавшихся начинали, постепенно увеличивая дозу по рекомендации врачей. Пока организовывали детские дома, мама Юзя с коллегами в лютый холод (в тонких бурках, валенок не было) обходила и объезжала Куйбышевскую область и просила в деревнях на время взять слабых ленинградских детей. Отказов почти не было. Сирот забирали в теплую избу к своим детям, согревали, кормили, подлечивали, ободряли и таким образом спасли сотни жизней. Позднее, когда приходили за ребенком (чаще это были сироты) для отправления в налаженный детский дом, с ним не хотели расставаться, усыновляли, и он становился навсегда членом семьи. Многих детей, несмотря на их слабое здоровье и трудную жизнь военного и послевоенного времени, забирали из детских домов в семьи. Мама рассказала, как однажды в детский дом приехала женщина с документами на удочерение 3-4-х летней девочки, которую предстояло выбрать. Вдруг откуда-то приковылял малыш, едва вставший на ножки, слабенький, болезненный и уцепился за подол гостьи. Женщина перекрестилась и сказала: "Господь прислал мне этого ребенка, возьму его и выращу". Нарядное платье, припасенное для девочки, отдала в детский дом, а сына увезла с собой.
Опекаемая строгой бабушкой, я всегда скучала по нежной маме, которая много работала и еще читала лекции, и о добром папе, который часто ездил в командировки. Иногда мне во дворе говорили, что мама Юзя не моя мама, что я на неё не похожа. Я прибегала домой в слезах. "Как же мы непохожи, – успокаивала меня мамочка, – ты добрая и веселая, любишь рисовать и читать, и я тоже". В детском саду к концу войны мы сшивали стебельчатым швом заготовки кисетов для советских воинов. Фашистов все ненавидели. Я наотрез отказалась изучать немецкий язык с мамой (позднее в школе был английский и латынь).
По возвращении в Москву мама стала работать педагогом-психологом в госпитале черепно-мозговых ранений Н.Н. Бурденко, занималась восстановлением речи и письма тяжело раненых солдат и офицеров. Ж.И. Шиф писала за них письма родным, много работала со своими взрослыми учениками. Некоторые заново учили буквы, овладевали чтением и письмом (многие после ранений писали зеркально). В последующие годы маме приходили поздравительные открытки и письма от военных, ее бывших военных учеников, многие из которых навсегда остались инвалидами войны. По материалам, накопленным за время работы в госпитале, Жозефина Ильинична опубликовала научную работу.
Помню в конце войны регулярные красивые салюты по поводу освобождения крупных городов, это было радостным событием. Все, кто мог, особенно дети, высыпали на Садовое кольцо и звонко кричали "Ура!" при каждом залпе. Помню плачущую от радости бабушку Фелицию по поводу освобождения Варшавы, где она прожила полжизни.
Мама устраивала чудесные детские праздники в Новый год и мой день рождения. Была самодеятельность, сюрпризы, занимательные игры, в пирог запекалась монета и находилась при осторожной еде у кого-нибудь из гостей. С папой мы ходили в цирк (мама к цирку относилась сдержанно, боялась несчастных случаев). Начиная с 1946 г., ежегодно бывали в Большом театре. Перед возвращением картин Дрезденской галереи в ГДР в Москве была открыта выставка в музее А.С. Пушкина. Посещали дважды, сначала по приглашению, второй раз стояли в очереди с ночи. Часто бывали в Третьяковской галерее. Позднее ездили в Ленинград, любовались городом и богатейшими музеями. Мама интересовалась архитектурой. Ездили по Подмосковью и "Золотому кольцу" России.
После смерти И.В. Сталина некоторые из друзей мамы вернулись из лагерей и ссылок, были восстановлены на работе, получили жилье. Мама заботилась о своих друзьях, их детях, помогала, поддерживала их семьи до самой смерти. Ж.И. Шиф любила и относилась с глубоким уважением к Татьяне Александровне Власовой (много лет возглавлявшей НИИ дефектологии) не только за профессиональные достижения, а за личное мужество. После войны Татьяна Александровна спасла нескольких сотрудников института, вырвав их из советских концлагерей, куда они попадали после немецкого плена. Т.А. Власова брала евреев в аспирантуру и на работу, когда в стране была официальная политика антисемитизма. Многие годы Т.А. Власова поддерживала в Институте атмосферу доброжелательного и внимательного отношения к маленьким пациентам.
В Москве до 1963 г. мы жили на Новинском бульваре в огромной коммунальной квартире (в здании бывшей гимназии), где в 15 комнатах проживало более 60 человек. Война выкосила из большинства семей мужей и старших братьев. Жили дружно, помогали друг другу. К "Ильиничне" шли все: молодые и старые за советом, помощью, общением. Благодаря маме многие не развелись, перестали пить, начали читать книги, углубленно учиться и лечить себя и детей. Несколько девушек по совету мамы стали дефектологами и очень довольны своей профессией. Соседи нам тоже помогали: последние годы жизни бабушка была прикована к постели. Меня часто угощали теплыми пирожками, леденцами, приглашали в гости поиграть.
Еще в детстве мама сказала мне, что все люди талантливы, каждый по-своему. Один – умный, другой – способный, третий – веселый, но может быть и печальным. Каждый реализуется в своей жизни. В этом и состоит чудо бытия. Мама умела вдохнуть в человека любого возраста надежду в лучшее, убедить его в самодостаточности, найти интересное и перспективное в его работе. Умела слушать. Не жаловалась. Была терпелива и мужественна. Ценила юмор и умела шутить. Иногда спорила с равными коллегами. Изредка разговаривала сама с собой, как бы обсуждая наболевшее.
Мама всегда любила молодежь. Более четверти века преподавала в пединституте на дефектологическом факультете (какое-то время читала психологию и на художественно-графическом факультете). Не могла ставить плохие оценки, сочувствовала беременным и молодым мамам. На экзамене могла рассказать и объяснить трудный материал и ставила положительные баллы. Не любила спортсменов, имевших "хвосты" из-за соревнований. Всегда давала свои книги по специальности студентам и научным сотрудникам. В лекциях уделяла внимание не только отечественным ученым, но и рассказывала о достижениях мировой науки (читая зарубежные издания на немецком и французском языке). Постоянно освещала работы Л.С. Выготского, издававшегося тогда редко и в неполном объеме.
Мама собрала большую научную библиотеку. Постоянно делилась новостями с коллегами и аспирантами. Не приписывалась к молодым ученым, давая им возможность проявить самостоятельность. Она все время читала новые книги по специальности, которыми с ней щедро (и взаимно) делились коллеги. Прочитанное горячо и доброжелательно обсуждалось. Ответственно относилась к любым поручениям. При оппонировании подробно изучала работу, старалась сразу найти её сильные, перспективные стороны. Выступления на Ученых Советах Ж.И. Шиф отличали научная точность и оптимизм.
Жозефина Ильинична была очень аккуратной, одета и дома, и на людях всегда скромно, но опрятно. Имела прекрасный почерк. Я помню маму всегда с карандашом и бумагой в руках, так как она постоянно что-то писала.
Институт дефектологии хорошо помню с конца войны. Внутри зеленого двора, задней стеной к заводу был уютный двухэтажный дом, где многие друг с другом дружили, общались не только на работе, но и в домашней обстановке. Мы с мамой бывали у Выготских, Ф.Ф. Рау, Л.В. Занкова, А.Р. Лурии, И.М. Соловьева, Б.Д. Корсунской, Т.А. Власовой, К.С. Лебединской, С.Д. Забрамной, А.П. Гозовой. Мама дружила с М.Д. Эйдиновой, М.С. Певзнер, Л.А. Новиковой, многими другими.
На станции "Школьная" Белорусской железной дороги был пионерский лагерь сначала только НИИ дефектологии, а потом и всей АПН. Шли трудные послевоенные годы. Все дети в лагере помогали в колхозе: пололи грядки (была норма), собирали щавель и ягоды. У сотрудников были огороды с картофелем. Помню наши записки домой родителям: "Дорогие мама и папа! Все хорошо. Пришлите, пожалуйста, воблу и черные сухари". Мы играли в разные игры. Ставились театральные постановки. В пьесе "Кошкин дом" Козу и Козла играли звезды: Элла Корсунская и Павлик Левин. Я вместе с Митей Рау и Сережей Дульневым были котятами. Через пару лет мне доверили роль Буратино. Мальвиной была красивая голубоглазая Наташа Ляпидевская. Наташа Занкова уже прекрасно играла на фортепиано, а Таня Рау блистательно танцевала. Отряд глухих ребят из экспериментальной школы института всегда занимал первое место по дисциплине: у них в палате и во время еды было тихо, так как они общались жестами в отличие от нас, эмоциональных болтушек.
Ж.И. Шиф постоянно проводила экспериментальную работу со школьниками и в качестве сравнительной группы часто брала детей из моего класса замечательной школы N 29 им. А.С. Грибоедова (директор Е.В. Мартьянова). В мрачные годы борьбы с космополитами Екатерина Васильевна ввела у старшеклассников латинский язык, чтобы дать работу замечательному вузовскому педагогу Ю.М. Коган. Опыты мамы были сложными. Нам показывали разноцветные карточки в определенной последовательности. Потом сразу и через определенное время показ повторялся. Надо было вспомнить последовательность и оттенок цвета. При этом измерялся латентный период ответной реакции. Я так старалась, что быстрее всех отвечала на заданный вопрос, то есть имела самый короткий латентный период ответа (страдало при этом, качество ответа, но я была счастлива).
Помню праздничную атмосферу защиты Ж.И. Шиф докторской диссертации (по психологии), состоявшейся в 1968 г. в НИИ психологии АПН. Тема: "Развитие речи и мышления у глухих детей". Все правила по форме и содержанию были соблюдены: содержательный доклад соискателя, положительные отзывы заслуженных оппонентов, дополнительные отзывы от ведущих специалистов. В конце защиты выступил директор института, Председатель диссертационного Совета А.А. Смирнов. Помню его фразу о том, что по-настоящему все присутствуют не на защите, а на замечательном вечере воспоминаний близких людей, посвященном большой, содержательной и разносторонней работе по проблемам специальной психологии, выполняемой Жозефиной Ильиничной на протяжении более 30-и лет. Это был общий праздник.
Последние пять лет жизни мамы были очень трудными. В 1973 г. она перенесла тяжелый инфаркт, 4 месяца не разрешали вставать. Мама пролежала в общей восьмиместной палате. Я чрезвычайно признательна друзьям и коллегам, помогавшим нам с дежурствами. Мама запретила говорить о ее высокой научной квалификации (отказалась переходить в двухместную палату). Стала душой палаты, незаменимой "Ильиничной". Терпеливо выслушивала житейские исповеди жизни и подробности болезни своих временных подруг по несчастью. Переживала, что отнимала время у родных и близких из-за медленного выздоровления. Была терпелива, послушна, оптимистична.
Прожила 5 лет с ЭКГ, с которой, по мнению врачей, "не живут". И не только прожила, но дважды в неделю ездила в Институт в качестве консультанта, бывала на защитах, выступала, писала статьи. Много сил и умения вложила в научные работы последних аспирантов, которые успешно защитились. Расстраивалась, узнавая об отъезде навсегда из нашей страны специалистов по дефектологии. Сама никогда об этом не помышляла.
Подготовила комментарии (вместе с другими психологами и дефектологами) к одному из томов собрания сочинений Л.С. Выготского (до выхода в свет которого сама не дожила). Чувствуя близкий конец, мама говорила: "Как только я умру, сразу отнеси все материалы по Л.С. Выготскому Т.А. Власовой", что я и сделала.
Мы с папой Федей часто расстраивались, что мама часами говорила вечерами по телефону, вежливо выслушивая длинные исповеди и просьбы своих многочисленных подруг и знакомых, и теряет много сил. Мама серьезно отвечала, что раз ей звонят – значит, человеку это необходимо, и нельзя его перебивать.
Накануне смерти (15.11.1978 г.), несмотря на плохое самочувствие, мама звонила и справлялась о самочувствии друзей. Писала перспективный план НИР на следующие годы. Поручила мне ряд дел. Не забыла и о горчичниках для внука. Мы поговорили немного и расстались (я дремала в соседней комнате с открытой дверью). В час ночи я услышала стон и хрипы. Вскочила. Вызвала "Скорую", но через несколько минут все было кончено. Мы с папой горько заплакали. Осиротела семья, друзья и Институт, который она горячо любила, гордилась и которому отдала 44 года жизни.
Мамы нет с нами более 20 лет, но ежедневно, вспоминая ее, благодарю ее за великую доброту, многолетнюю помощь, взаимопонимание, бесконечное терпение, за пример веры во все духовное, светлое, интеллектуальное. Когда встречаю людей, знавших Жозефину Ильиничну, они говорят о маме, и их лица молодеют, становятся добрыми и просветленными.
Мама Юзя - ты вечная нежность во мне.
